Чарльз Буковски - Рассказы журнала [Иностранная литература]
Обзор книги Чарльз Буковски - Рассказы журнала [Иностранная литература]
Жизнь в техасском публичном доме
Перевод Виктора Голышева
Я вышел из автобуса в техасском городке, было холодно, у меня был запор, и кто их там разберет, комната большая, чистая, всего за 5 долларов в неделю да с камином, и только я стащил одежду, как в комнату вбегает старик негр и начинает шуровать в камине длинной кочергой. Дров в камине не было, и я не мог понять, что он там делает своей кочергой. Потом он оглянулся на меня, схватился за ширинку и произвел такой звук: исссссс, иссссс! Я подумал, ладно, почему-то он принял меня за петуха, но, поскольку я не петух, помочь ему ничем не могу. Ладно, подумал я, таков уж мир, так уж он устроен. Негр сделал пару кругов с кочергой и вышел.
Тогда я залез в постель. От автобусов у меня всегда делается запор и бессонница, хотя и без автобусов тоже.
Словом, негр с кочергой убежал, а я вытянулся на кровати и подумал, денька через два, может, и похезаю.
Дверь опять открылась, и входит правильно налаженное существо, женщина, становится на колени и начинает мыть пол, моет пол и задом шевелит, шевелит, шевелит.
— Хорошую девушку не надо? — спросила она меня.
— Нет. Устал как черт. Только что с автобуса. Мне одно нужно — поспать.
— А потом знаешь как хорошо спится? И всего пять долларов.
— Устал очень.
— Хорошая, здоровая девушка.
— Где она?
— Это я.
Она встала и повернулась ко мне лицом.
— Извини, я правда очень устал.
— Всего два доллара.
— Нет, извини.
Она вышла. Через несколько минут я услышал голос мужчины.
— Это что же, ты никого не могла ему подложить? Мы сдали ему нашу лучшую комнату всего за пятерку. И ты не смогла никого подложить ему?
— Бруно, я старалась! Ей-Богу, Бруно, старалась!
— Сука паршивая!
Я узнал звук. Не пощечина. Хороший сутенер следит, чтобы лицо не распухло.
Бьет по щеке ладонью, ближе к мочке, подальше от губ и глаза. У Бруно, наверно, большая конюшня. Звук был определенно от удара кулаком по лицу. Она закричала, стукнулась о стену, и братец Бруно вмазал ей еще раз на встречном движении. Она летела от кулака к стене и обратно, а я вытянулся на кровати и думал: да, иногда жизнь становится интересной, но я не очень хочу все это слышать. Если бы я знал, чем дело кончится, я бы ей не отказал.
Потом я уснул.
Утром встал, оделся. Понятно, что оделся. Но в сортир сходить не смог. Вышел на улицу и стал искать фотостудию. Зашел в первую же.
— Слушаю вас. Вы хотите сфотографироваться?
Она была рыжая, хорошенькая и улыбалась мне.
— С таким лицом, как у меня, для чего фотографироваться? Я ищу Глорию Уэстхевен.
— Я Глория Уэстхевен, — сказала она и, закинув ногу на ногу, подтянула юбку. Я подумал: человеку умереть надо, чтобы попасть в рай.
— Что с вами? — спросил я. — Вы не Глория Уэстхевен. С Глорией Уэстхевен я познакомился в автобусе, по дороге из Лос-Анджелеса.
— А у нее что есть?
— Ну, я слышал, что ее мать держит фотостудию. Я хочу ее найти. В автобусе кое-что произошло.
— Хотите сказать — в автобусе ничего не произошло?
— Я с ней познакомился. Когда она выходила, у нее были слезы на глазах. Я проехал до Нового Орлеана, а потом на автобусе вернулся сюда. До сих пор ни одна женщина из-за меня не плакала.
— Может, она плакала из-за чего-то другого.
— Я тоже так думал, пока соседи по автобусу не стали меня ругать.
— И кроме того, что у ее матери фотостудия, вы ничего не знаете?
— Кроме этого, ничего.
— Ладно, слушайте. Я знакома с редактором главной здешней газеты.
— Это меня не удивляет, — ответил я, глядя на ее ноги.
— Знаете что, оставьте мне ваши фамилию и адрес. Я расскажу ему по телефону эту историю, только мы ее изменим. Вы познакомились в самолете, ясно? Любовь в воздухе, вы расстались и тоскуете, ясно? И прилетели обратно из Нового Орлеана — знаете только, что у ее матери фотостудия. Поняли? Завтра утром это будет в колонке М…К… Хорошо?
— Хорошо. — Я в последний раз взглянул на ее ноги и вышел. Она уже набирала номер.
Вот я во втором или третьем по величине городе Техаса, и город — мой. Я отправился в ближайший бар…
Для этого времени дня народу в баре было очень много. Я сея на единственный свободный табурет.
Нет, свободных было два — по обе стороны от здоровенного парня. Лет двадцати пяти, метр девяносто с лишним и килограммов сто двадцать без тары. Я сел на соседний табурет и заказал пиво. Выпил и заказал другое.
— Такое питье мне нравится, — сказал здоровый. — А эти хмыри только сидят и нянчатся целый час с одним стаканом. Мне нравится, как ты держишься, незнакомец.
Что поделываешь и из каких ты краев?
— Из Калифорнии, — сказал я, — и ничего не делаю.
— Чего-нибудь задумал?
— Нет, ничего. Так, болтаюсь.
Я выпил половину второго стакана.
— Ты мне нравишься, незнакомец, — сказал здоровый, — и я скажу тебе одну вещь по секрету. Только тихо скажу — парень я, правда, здоровый, но, похоже, мы тут в меньшинстве.
— Валяй, — сказал я, допивая второй стакан.
Он шепнул мне на ухо:
— Техасцы — вшивота.
Я оглянулся и осторожно кивнул: да.
Кулак его еще описывал дугу, а я уже лежал под столиком, одним из тех, которые обслуживались по вечерам официанткой. Я выполз из-под него, обтер рот платком, посмотрел, как надо мной смеется весь бар, и вышел…
В гостиницу меня не пустили. Под дверью лежала газета, а дверь была чуть приотворена.
— Эй, пустите меня.
— Кто такой?
— Я из сто второго номера. Уплатил вперед за неделю. Буковски фамилия.
— Ты не в ботинки обут?
— В ботинки? Какие ботинки?
— Патрульные.
— Патрульные? Какие патрульные?
— Ладно, заходи, — сказал он…
Через каких-нибудь десять минут я уже лежал в постели, окруженный сетями.
Вокруг всей кровати — а она была большая и как бы с крышей — висела сетка. Я задернул ее и лег, как судак. Чувство было чудное, но по тому, как шли дела, я решил, что чудное чувство в моем положении — еще не самое плохое. И словно этого было мало, в дверь вставили ключ и дверь открыли. На этот раз — приземистая негритянка с довольно добрым лицом и неописуемой ширины задом.
И вот эта добрая толстая черная девка раздвигает мои чудные сети и говорит:
— Пора менять белье, золотко.
Я говорю:
— Да я только вчера въехал.
— Золотко, мы тут белье меняем не по твоему расписанию. А ну-ка подвинь свою розовую попку и не мешай мне дело делать.
— Ага, — сказал я и выскочил из постели совершенно голый. На нее это, кажется, не произвело впечатления.
— Ох и большая у тебя кровать, золотко, — сказала она. — У тебя самая лучшая комната и кровать в нашей гостинице.
— Видно, мне повезло.
Она расстелила свои простыни и показала мне весь свой зад. Показала весь свой зад, а потом повернулась и сказала:
— Ну вот, золотко, постелено. Что-нибудь еще?
— Хорошо бы литров десять — двенадцать пива.
— Я принесу тебе. Только надо денег:
Я дал ей денег и подумал: плакали мои деньги. Потом затянул чудную сетку и решил заспать все это. Но толстая черная девка вернулась, я раздвинул сеть, мы сели и начали пить пиво и разговаривать.
— Расскажи о себе, — попросил я.
Она засмеялась и рассказала. Конечно, жизнь у нее была нелегкая. Не знаю, сколько времени мы пили пиво. В конце концов она забралась в постель и порадовала меня, как мало кто в жизни…
Проснувшись на другое утро, я вышел на улицу и купил газету. Все как есть в колонке местного знаменитого журналиста. Названо мое имя. Чарльз Буковски, романист, журналист, путешественник. Мы познакомились в небе, красивая дама и я. И она приземлилась в Техасе, а я улетел в Новый Орлеан по заданию газеты. Но прилетел обратно, милая дама поселилась в моей душе. Знаю только, что ее мать держит фотостудию.
Я вернулся в гостиницу, добыл бутылку виски и литров пять пива и наконец опростался — какой восторг! Наверно, подействовала статья.
Снова забрался в сеть. Потом позвонил телефон. Звонили через коммутатор. Я взял трубку.
— Вам звонят, мистер Буковски. Это редактор…. Желаете говорить?
— Да-да, — сказал я, — алло.
— Вы Чарльз Буковски?
— Да.
— Как вас занесло в такое место?
— Что вы хотите сказать? Здесь очень приветливые люди.
— Это самый скверный публичный дом в городе. Мы уже пятнадцать лет пытаемся его прикрыть. Что привело вас туда?
— Было холодно. Я зашел в первое попавшееся место. Приехал на автобусе, было холодно.
— Вы прилетели самолетом. Помните?
— Помню.
— Хорошо. Я имею адрес дамы. Сказать вам?
— Хорошо, скажите, если вы не против. А если не хочется, то Бог с ним.